Нет, я не стал юридическим советником израильского консульства. Нет, я ни в коем случае не считаю Натив дьяволом. Просто решил подвести некоторые итоги многолетнего сотрудничества с этой организацией, хотя сотрудничаем с ней по разные стороны баррикады. И вряд ли там тоже считают наши отношения сотрудничеством …
Для того, чтобы оценивать работу Натива, нужно понимать историю этой организации. Много лет она действовала за “железным занавесом”, была частью израильского разведывательного сообщества. Железный занавес давно рухнул, но ощущение консулов, что они стоят на первой линии фронта и защищают Израиль от проникновения нежелательных и незаконных элементов, пытающихся получить израильское гражданство – это никуда не ушло. Более того, по крайней мере, частично, это соответствует действительности.
Несмотря на то, что большая часть моего диалога с Нативом происходит в суде, и я очень часто не согласен и с решениями консулов по конкретным делам, и со многими общими позициями, но один момент я точно не ставлю под сомнение. Это профессионализм консулов. Натив – это очень маленькая организация, с очень внятным эпосом. Консулы действительно уверены в своей правоте – да, даже в тех делах, где они придерживаются позиции, отличной от моей.
И когда к нам (к счастью, довольно редко) обращаются люди с вопросом: а нельзя ли как-нибудь старыми дедовским методами “найти” еврейские корни там, где их может не быть, или не может быть, мы совершенно честно отвечаем им так. В первую очередь, большое спасибо, что сказали нам правду. И мы вам можем дать правильный совет, а себя избавить от дискомфортной ситуации представления интересов человека с поддельными документами. Если вы хотите куда-то уехать по поддельным документам – выберите другую страну. Въехать в Израиль у вас, скорее всего, не получится, потому что профессионализм, который выработали консулы Натива за последние десятилетия по выявлению поддельных документов и попыток репатриироваться под чужой личиной (то есть по документам аутентичным, но чужим), этот профессионализм на порядок превышает профессионализм любого фальсификатора.
Но у высокого профессионализма, как ни странно, есть и оборотная сторона. Любая большая система по-своему определению очень инертна. И как она сама, так и многие её сотрудники, плывут по течению и живут по системе: как действовали наши деды и отцы, так же будем продолжать действовать и мы. И когда я после окончания юрфака Тель-Авивского университета попал в военную прокуратуру, и возглавил там отдел надзора, то мне мой предшественник передал толстую папку, в которой были примеры документов и протоколы поведения почти для каждого конкретного случая. Как вы понимаете, в начале пути у меня не было ни свободного времени, ни особенно знаний для того, чтобы размышлять, все ли в этой папке написано верно. А потом рутина проложила свои колеи. И понятно, что от этой проблемы не свободен и Натив.
Еще один очень важный момент при столкновении гражданина с системой заключается в разнице “весовых категорий”. Натив, как любую другую госструктуру, представляет в Верховном суде генпрокуратура, а в окружном суде – прокуратура окружная. И там, и там много сотрудников, и при необходимости есть возможность мобилизовать большое число человеко-часов на любое стратегическое дело. Гражданина же обычно представляет небольшой адвокатский офис, который ведет небольшое количество конкретных дел. И поэтому истец просто не видит картины настолько полной, как видит ее ответчик.
Но за последние годы мы провели такое количество дел, что даже если мы пока еще не видим всего слона, то уже понимаем разницу между хвостом и хоботом не хуже Натива. И наша работа приносит результаты. Хочу привести три самых важных, с моей точки зрения, примера.
Первое изменение формально, но его важность трудно переоценить. В течение 27 лет консульство, отказывая новым репатриантам, не считала нужным оформлять этот отказ в письменном виде. Более того, в консульстве в Москве висел распечатанный на компьютере плакат – “в случае отказа визы на ПМЖ причины не объясняются”.
Вроде бы не объясняются, и черт сними, консул же знает, как правильно. Проблема заключается в том, что эта позиция не просто затрудняет потенциальным новым репатриантов отстаивать свои интересы, она еще и в лоб противоречит израильскому законодательству, которое гласит, что каждый чиновник в случае отказа на письменное прошение (а прошение о репатриации безусловно является письменным, новые репатрианты заполняет анкету, называемую «Просьба о визе репатрианта») должен выполнить три требования закона:
• отказ должен быть дан в срок 45 дней
• отказ должен быть дан в письменном виде
• отказ должен быть мотивирован.
Единственное условие, которое соблюдалось консульствами, заключалось в том, что ответы они давали очень быстро, буквально на месте. Но при этом не считали необходимым ни давать людям какой-то документ, ни давать людям какую-либо мотивировку, что создавало потенциальным репатриантам и их адвокатам очень большие проблемы. Потому что в лучшем случае то, что понял человек, и то, что хотел ему сказать консул, может сильно отличаться. А в худшем у нас были дела, когда мы приходили в суд оспаривать те аргументы, которые услышал клиент, на что генпрокуратура нам отвечала: нет, вашему клиенту было отказано совершенно не из-за этого. И нам приходилось по второму кругу обращаться в Верховный суд.
Этой незаконной практике был положен конец. Сделал это юридический советник правительства по нашему требованию. Как ни странно, только для того, чтобы понять, что имеет место нарушение очень простого и короткого закона, и дать соответствующее предписание, юридическому правительству потребовалось девять месяцев. Как ни странно, потом Нативу потребовалось еще восемь месяцев для того, чтобы это подписание прошло длинный путь от Иерусалима до Москвы. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. И на сегодняшний день я не могу гарантировать, что все отказники получают отрицательный ответ в письменном виде, но я уж наверно могу гарантировать, что не все отказники посылаются лесом устно.
Второе изменение произошло совсем недавно. И оно касается анкеты – той самой “Просьбы о визе репатрианта”, которую претенденты заполняют в преддверии интервью. До недавнего времени государство относилось к этой анкете, как к военной тайне. И в судебных процессах, которые мы вели против консульства, и требовали копий анкет, заполненных нашими клиентами, чтобы предъявить нашу аргументацию суду, консульство отказывалась предоставлять нам эти анкеты, утверждая, что этого никогда не делалось, что эти анкеты и Верховному суду можно показывать только при закрытых дверях. И так всегда было, есть и должно быть всегда.
И никто не задавал себе вопрос: а почему так должно быть? Но в какой-то момент этот вопрос был задан. И кто-то посмотрел на эту анкету свежим взглядом, и спросил: а действительно ли там есть жуткие секреты. И ответил: нет, конечно, никаких секретов там нет. И поэтому сегодня в самом перегруженном московском консульстве уже не приходится заполнять анкету в здании консульства с сидящими на головах детьми. Ее можно заранее скачать на сайте консульства, распечатать и заполнить в спокойной обстановке.
Понятно, что от этого выигрывают не только новые репатрианты, для которых процесс будет намного комфортнее, но и система в целом. Потому что то столпотворение, которое будет таким образом нивелировано, позволит консулу принимать в день больше посетителей и, надеюсь, приведет к тому, что очереди не будут назначаться аж на пять месяцев вперед.
Я должен признаться, что у меня также очень радует динамика позиции прокуратуры, которую она озвучивает в судебных процессах, где мы представляем истцов, или наша адвокатская коллегия сама является истцом (в случаях, когда мы пытаемся не решить проблему конкретного клиента, а привести к неким стратегическим изменениям, как, например, предоставлению письменных, а не устных ответов в случае отказа).
Два года назад прокуратуру называла меня “серийным истцом” и утверждала, что я ставлю перед с собой цель затащить в Израиль людей, которые не имеют на это право. И что удовлетворение моих исков приведёт к тому, что “все сотрудники Натива, до единого без исключения, будут заниматься только моими делами”.
Сегодня прокуратура пишет суду о том, что с нашей адвокатской коллегией продуктивный диалог по многим направлениям в рамках подаваемых нами исков. Что, безусловно, является правдой.
Третье изменение затрагивает небольшое число претендентов на репатриацию, но является очень показательным, поэтому расскажу и про него.
Есть очень интересная юридическая коллизия. В юриспруденции, как и в математике, тоже есть задачи. Предложу вам такую. Дано: если еврейская семья усыновляет или удочеряет не еврейского ребенка, то этот не еврейский ребенок получает право репатриироваться в Израиль вместе со своими еврейскими, хоть и биологическими, родителями. Внимание, вопрос: что происходит с еврейским ребенком, которого усыновляет не еврейская семья? Теряет ли он право на репатриацию?
Рассмотрим стандартный случай: в браке русской женщиной и еврейского мужчины рождается ребенок, отец умирает, мать второй раз выходит замуж за русского, ее второй муж усыновляет сына, после этого у сына рождается свой ребенок. Который биологически является внуком еврея, юридически – внуком русского. Имеет ли он право на репатриацию?
Задача действительно непростая. Если решать ее на основании принципа взаимности, то очевидно права на репатриацию там быть не должно. Но принцип взаимности здесь не действует, а действуют два других – разных – принципа.
Один из них – это принцип неделимости семьи. Израиль исходит из того, что хорошие еврейские родители не бросают своих детей, даже усыновленных. И для того, чтобы им не приходилось разрываться между любовью к новой родине Израиль и к «старым» детям, даже усыновленным, им дается возможность репатриироваться вместе.
Если же речь идет о биологическом потомки еврея, то здесь действует принцип крови, который гласит, что юридические действия других стран не могут сделать из еврея или потомка еврея – не еврея или не потомка еврея. И ответ на эту задачу дал не ваш покорный слуга – его дал Верховный суд Израиля.
Логично предоложить, что после того, как Верховный суд сказал свое веское слово, все израильские инстанции берут под козырек и начинают действовать в духе решения Верховного суда, даже если они не делали этого раньше. Вынужден вас разочаровать. Так происходит не всегда. Вот именно так не произошло в случае с Нативом. Решение о том, что усыновленные «наружу» евреи и потомки евреев не должны получать отказы в репатриации, было принято в 2009 году. И по утверждению самого Натива, по крайней мере до 2016 года консулы, по совершенно непонятным мне причинам, продолжали давать отказы. Обратившись в суд, нам удалось и этот атомный авианосец тоже развернуть на 180 градусов, и получить утверждение от Натива, что больше такая политика не проводится, а главное – что допущенные в прошлом ошибки будут исправлены, и тем, кому было незаконно отказано в репатриации, это право будет предоставлено.
Конечно, мы, помогая этой организации даже немножко против ее воли, попытаемся проверить, что это действительно так. И если есть люди, которые до 2016 года или после получили отказ в репатриации по причине усыновления их или их предков не евреем, то мы, конечно, этих людей найдем, и доведем эту информацию до Натива.
Вообще должен сказать, что за последние годы в Нативе произошли очень большие изменения. И мы, как «стратегические» потребители услуг этой организации, даже если не напрямую, а через наших клиентов, очень хорошо это видим. Я ни в коем случае не хочу лезть в политику, но, наверно, пример Натива ещё раз доказывает тезис о необходимости сменяемости управленческого состава.
Часто люди, которые очень долго занимают свои позиции, находятся в невозможной субъективной дилемме. Они понимают, что дальше нужно действовать иначе, но реализация этого понимания очень жестко поставит перед ними вопрос: а почему они не сделали этого раньше? И часто речь идет об ошибках с очень существенными последствиями. Например, когда речь идет о людях, которым было незаконно отказано по причине установления – по-хорошему, всех этих людей нужно найти, извиниться перед ними и сообщить, что была допущена ошибка, и теперь она будет исправлена. И в рамках судебного процесса, который мы вели против Натива, нам было обещано, что это именно то, что будет сделано. Но просить прощения будет новая команда за действия старой. Это намного проще, чем исправлять собственные ошибки.
Изменить политику большой организации очень сложно. Для этого, вероятно, требуется, чтобы количество перешло в качество, и чтобы число судебных процессов, которое мы для этого вынуждены были провести, привлекло внимание системы настолько, что меня пригласили на встречу с прокурором округа. Которая, конечно, в суде будет отстаивать позицию Натива, но вне судебного процесса может выступить неким нейтральным арбитром.
Считаю ли я, что все вершины уже достигнуты? Конечно, нет. Нет предела совершенствованию. Например, я не вижу причин, почему консульство анкету просто закачала в виде картинки, которую люди должны распечатывать, и заполнять от руки, а потом сотрудник консульства должен разбираться с этими каракулями и заносить их в базу данных. Почему консульство не сделало то, что сделали мы – компьютеризировали эту самую анкету? Думаю, что со временем и это произойдет. В бизнесе одним из основных способом повышения эффективности является перенос действий от сотрудников бизнеса к его клиентам. Натив, конечно, не бизнес, но надеюсь, что принципы эффективности будут задействованы и там.
Я не особо верю, что Натив сильно благодарен нам за все, что мы делаем, и за то, что мы, с моей точки зрения, ведем систему “железной рукой к светлому будущему”. Но надежда на то, что один из департаментов Натива когда-то назовут моим именем, как больницы называют именем меценатов, меня не оставляет.