Работа адвоката в той или иной степени строится на хитрости. А для адвоката, живущего и работающего в стране, где превалирует нация, считающая себя самой хитрой на свете, это, пожалуй, одно из самых необходимых профессиональных качеств. Умение не просто хитрить, а способность ПЕРЕхитрить оппонента в суде, оставаясь при этом в правовом поле и не выходя за рамки закона, — это цена «входного билета» в бизнес. Особенно в тех случаях, когда здравый смысл опускает руки, а твой «противник» в деле — представитель власти, полиции или даже спецслужб.
«Моего брата арестовала миграционная полиция! — рыдала клиентка у меня в кабинете. — Обвинение настолько нелепое, что мы не знали, смеяться или плакать, пока его не продержали в тюрьме две недели. И отпускать не собираются! Они говорят, что он — это… не он, не тот, за кого себя выдает! Намекают, что он чуть ли не вражеский агент!!!»
В перерывах между приступами рыданий клиентка смогла поведать мне, что их семья — она с братом, их родители и бабушка — репатриировались в Израиль из России десять лет назад. Эти годы они жили скромно и законопослушно, пока в одно совсем не прекрасное утро не получили известие, что один из них — «крот».
Сначала маленький чертик в моей голове поаплодировал было израильским контрразведчикам, сумевшим, судя по всему, вычислить агента вражеской разведки. Но чем больше подробностей я узнавал, тем более кафкианской становилась история.
Работал этот горе-агент на мукомольной фабрике и жил в не самом благополучном районе Тель-Авива, где много инфильтрантов из Африки, гастарбайтеров из бывшего Союза и разных «полукриминальных элементов». В этом районе его и задержали в пять утра, когда он вышел из дома и направился к маршрутке, чтобы ехать на работу — смена на мукомольной фабрике начинается в полшестого. Я, конечно, не большой знаток методов работы российских спецслужб, но мне кажется, что так глубоко — буквально, на десять лет в муку! — они своих агентов не погружают!
Да, парень выглядел подозрительно, я понимаю полицейских. Жил среди нелегалов, а его израильское удостоверение личности — ламинированная пластиковая карта, сделанная хуже абонемента в сельский бассейн, — действительно было сильно потрепано, фото там держалось на честном слове. Несмотря на десять лет жизни в Израиле, ивритом этот человек владел плохо, на самом начальном уровне. И еще он был подозрительно небрит.
Первый вопрос, который задали «агенту» полицейские, звучал как вопрос из телевикторины «Кто хочет стать миллионером?»: какого цвета удостоверение репатрианта — красного или синего? Тут надо уточнить: документы, которые «свеженький» иммигрант получает вместе с израильским гражданством, есть и красные, и синие, и для того, кто не читает на иврите, выглядят очень похоже. Удостоверение репатрианта — в синей корочке – выдается одно на семью, и его, как правило, кладут в самый дальний ящик и предъявляют лишь для покупки по льготной цене автомобиля — не в три раза дороже, чем в Москве, а всего в два. Словом, за десять лет можно было и забыть цвет корочки. И подозреваемый не угадал.
— Красный? — был его ответ. — И я же на работу опаздываю, денег вычтут, — с грустью добавил он. — А работодателю позвонить и предупредить дайте, а!
Дали. В репу. Не сильно и не больно, чтобы не отвлекал от исполнения. Посадили в «воронок» и отвезли в миграционную тюрьму, где начались допросы.
Семья верила в недоразумение и каждый день надеялась, что оно разрешится, им принесут извинения, парень выйдет на свободу и продолжит свою карьеру мукомола. Лишь через пару недель они обратились ко мне. Я, честно сказать, самонадеянно решил, что это будет самым быстрым делом в моей практике. Ага, как бы не так…
Несомненный плюс депортационной тюрьмы — в том, что там не отбирают мобильные телефоны. Минусом же оказалось своеобразное чувство юмора тюремщиков. Моего клиента звали Роман. И он позвонил мне в дичайшей панике:
— Один тюремщик спросил, как меня зовут. Я ответил: «Роман». Он переспросил: «Роман?» (с ударением на первый слог) и, скаля зубы в улыбке, заявил, что завтра меня отправят… в Румынию. (На иврите Румыния действительно звучит «Романия».) Я никого не знаю в Румынии, я не хочу в Румынию! — Мой подзащитный почти плакал.
Я-то понял, что тюремщики шутят и хитрят, чтобы напугать задержанного, но Роману было не до шуток, он уже представлял себя в чужой стране, без денег на обратный билет, прибившимся к румынским цыганам, нищим, оборванным, вдали от семьи…
Показания родственников, семейные альбомы с фотографиями — я собрал все. Без толку. Полицейские твердили лишь о потрепанном, явно фальшивом удостоверении личности и… небритости «агента». Как рассказывал один мой знакомый, еще советский следователь, у него в кабинете висел плакат «Начал — посади!». В общем, я понял, что взывать к здравому смыслу бесполезно, а надо бегом бежать в особый трибунал по депортации нелегалов. И я побежал.
Израиль, как вы знаете, страна маленькая, но… большая. Трибунал заседал недалеко от Тель-Авива, в центре страны, а содержался мой клиент в депортационной тюрьме около Хайфы, на севере. Езды… аж минут пятьдесят. Чтобы рассмотреть дело, нужно накануне вечером доставить человека в трибунал, который начнет заседание утром. Это же не проблема, да? Это же, как в Москве – путь два квартала в пробке.
Трижды заседание срывалось. Трижды. И каждый раз — нелепица. В первый раз «воронок» с подсудимым выехал из тюрьмы и… тут же дал задний ход, заехал обратно за периметр. Конвоиры увидели за воротами автомобиль съемочной группы местного ТВ. А вдруг по их душу? А зачем огласка?
Во второй раз Романа все-таки вывезли и даже довезли до трибунала, но в последний момент вспомнили, что забыли его медицинскую карту! Как там говорится? «Это Израиль, детка!» Как же можно оставлять человека на ночь без подробного описания: чем болел, на что жаловался, аллергик ли, были ли в роду диабетики, нет ли беременности (нет, простите, это не из его медицинской карты), — в общем, нельзя. Наша страна заботится о здоровье граждан, даже если они — иностранные агенты. В общем, моего клиента вернули в Хайфскую тюрьму, поближе к медицинской карте.
В третий раз его довезли-таки до трибунала и оставили в КПЗ, но судья, милая женщина, которая жила в Иерусалиме, не смогла добраться до Тель-Авива из-за… снегопада. Просто бурана, черт побери, миллиметра в полтора.
Мой клиент снова вернулся в тюрьму в Хайфе. Кажется, мне он больше не верил.
За то время, пока не удавалось провести заседание, мы представили судье ворох документов, включая документы из армии, ЦАХАЛа, где горе-агент ежегодно ходил на резервистские сборы. С судьями депортационного трибунала — в отличие от обычных судей в Израиле — тоже можно поговорить по телефону. И вот судья объясняет мне в трубку: «Эли, все выглядит очень странно, но главный криминалист МВД клянется-божится, что все документы поддельные!»
Мы сидели и глушили кофе с командой моих помощников и ломали головы: что же делать, как убедить судью, когда обычные аргументы не действуют? Чем же ее взять? Как ухитриться убедить?
И мы решили схитрить. Если на судью не действуют армейские документы, может, на нее подействует… прапорщик? Вы понимаете, что такое прапорщик? Прапор! Во всех армиях мира эта фигура почему-то одинакова. И мы доставили на заседание прапора!
Последний донес и до полицейских, и до тюремщиков, и до судьи в краткой и вежливой форме, которой придерживаются прапорщики по всему миру, насколько все они не правы в своих подозрениях к человеку, вместе с которым он лежал в окопе.
В этот момент до судьи, очевидно, окончательно дошло: что-то идет не так. Она вынесла решение: у МВД есть 24 часа, чтобы освободить Романа.
Прошло 23 часа, и я позвонил клиенту, чтобы уточнить, дышит ли он уже воздухом свободы. Клиент ответил, что к нему даже никто не подошел. Я понимаю, как я буду выглядеть через час в глазах своих клиентов. И следующий мой шаг был продиктован уже не хитростью, а отчаянием. Звоню юридическому советнику миграционной полиции, представляюсь адвокатом Романа и называю его фамилию. Тот отвечает, что эта фамилия ему ни о чем не говорит, потому что у него такого — вагон и маленькая тележка.
Я рекомендую ему эту фамилию запомнить, а лучше даже записать, потому что через час она будет стоить ему его карьеры и места.
Через 20 минут после этого разговора мне звонит запыхавшийся Роман и рассказывает, что к нему в камеру залетело пять бугаев. Четверо из них схватили его за руки и за ноги, как носилки, пятый взял его пожитки, и его фигурально… выкинули из тюрьмы.
Что делает адвокат после того, как его клиента освобождают из тюрьмы? На свое несчастье, он летит в Нью-Йорк, где у него много родственников-адвокатов. Которые объясняют, что в США жертва подобного незаконного задержания получила бы около миллиона долларов. Адвокат бы получил половину.
В Израиле с компенсациями все куда скромнее, миллионеры все больше стартаперы, а не сидельцы. Мы подаем иск, но у него есть одна небольшая проблема: до этого дела никто в Израиле не держал по месяцу израильских граждан в депортационной тюрьме. Все прецеденты касаются нелегалов. Суд присуждает им всего лишь 250 долларов в день. При этом прекраснодушные судьи говорят, что кровь нелегалов ничуть не менее красна, чем кровь израильских граждан.
Но мириться с тем, что клиент получит жалкие 7000 долларов США за месяц тюрьмы на фоне американских миллионов, не хотелось, поэтому иск был подан на гораздо большую сумму. Я утверждал, что ожидания израильтян не быть арестованными израильской миграционной полицией в собственной стране несоразмерно выше, чем надежды нелегальных мигрантов не подвергнуться незаконному аресту, — равно как и эритрейские граждане имеют полное право рассчитывать жить в Эритрее без угрозы быть депортированными из собственной страны.
От имени государства дело вел сотрудник прокуратуры, с которым мы незадолго до этого дела достигли в суде компромисса, и который по дороге спас от большого позора министра внутренних дел. Прокурор говорит, что сумма, которую я требую, совершенно нереальна. На его стороне — прецеденты. А на моей? Цена нового автомобиля. Я объясняю, что есть только один способ избежать повторения инцидента — пересадить моего клиента за руль нового автомобиля. В Израиле автомобили очень, очень дороги. Мой гонорар составит 25% от суммы компенсации. Так что готовьте 30 000 долларов. Забегая вперед, скажу, что именно столько в рамках компромиссного соглашения государство и заплатило.
Но выпущенный из тюрьмы клиент… боится выходить из дома. Мы убеждаем его, что единственный шанс вернуть ему былое спокойствие — это сделать так, чтобы его знала каждая полицейская собака. И тут идем на крайнюю хитрость: в центральной израильской газете выходит статья о нем — на две печатные полосы, с крупной фотографией в анфас. Сестра покупает ему газету, и на следующее утро он едет на работу на мукомольную фабрику. Утром звонит мне: «Адвокат, это закон подлости или вы провидец? Меня сегодня снова остановила миграционная полиция! А я им — хоп! — газету с портретом. Обошлось».
Колонка Эли Гервица опубликована в журнале “Русский пионер” № 72. Все точки распространения в разделе “Журнальный киоск”.